Война дала жизнь многим героям империи, вести о чьих подвигах благодаря работе Имперры разносились по всем мескийским фронтам со скоростью пули, но вряд ли найдется личность, подвергшаяся большей мифологизации и окруженная бо́льшим количеством слухов и легенд, чем сам Великий Дознаватель. Многие солдаты на самом деле считали его вездесущим, подозревая, что под маской любого из полковых Жнецов мог скрываться сам эл’Мориа, даже если было известно, что в данный момент тот находился за пределами империи либо сражался на другом фронте.
В частности, ему приписываются слова, сказанные над истерзанным телом пятнадцатилетнего героя Мескийской империи стрелка Виллема Штарка, попавшего в армию путем прибавления себе трех лет. Штарк трое суток один прикрывал отход своего полка, заняв господствующую высоту с работающей парометной установкой, и уничтожил более трех сотен вражеских солдат. Он продолжал отстреливаться, даже когда взрывом артиллерийского фугаса ему оторвало обе ноги и выбило глаз, и лишь потеря правой руки заставила стрелка остановиться. Подхода неприятеля стрелок ждал с гранадой в оставшейся руке, но вместо врага пришли солдаты Имперры, брошенные на прикрытие бреши в обороне. Тогда, увидев искалеченного бойца, как утверждает легенда, Бриан эл’Мориа сказал: «Пока у Мескии есть такие сыны, она просто не имеет права на поражение».
Самыми известными военными легендами, напрямую связанными с Великим Дознавателем, стали рассказы о том, как он передал свои клыки на хранение кэйзару Вильгельму, и о том, как он стоял за честь ее величества вдовствующей императрицы.
В первом случае, как принято считать, дело происходило на полевом совещании высших армейских офицеров, где был зачитан доклад об охоте вражеских солдат за клыками тэнкрисов. Докладчик сообщил, что солдаты коалиции шли на любые риски, дабы достать тэнкрисские клыки, считавшиеся бесценным трофеем среди них, в частности, они не гнушались осквернять тела мертвецов и даже пытались выдавать за трофеи собачьи клыки. Некоторые получали за это военные награды особого престижа. Такое унижение оказывало деморализующее воздействие на мескийских солдат и офицеров, наполняя их дурной злобой, что повышало количество бессмысленных суицидальных атак. Выслушав доклад, Бриан эл’Мориа просунул пальцы под свою маску, и на глазах у испуганных маршалов выложил перед собой два окровавленных клыка, только что выломанных из челюсти. Сопровождалось это действо словами: «Не острые зубы делают нас сильными, не в них наша честь, а в верности, отваге и неколебимой вере. Отправьте мои клыки кэйзару и сообщите, что я сам заберу их, когда он сдаст Кэйзарборг». Доподлинно неизвестно, имел ли место этот случай на самом деле, но после возникновения слуха мескийские солдаты стали вести себя более сдержанно и уверенно, не поддаваясь на провокации.
Второй случай имеет задокументированное подтверждение и всплывает во многих автобиографиях высших военных офицеров Мескии, как особо яркое и пугающее воспоминание. Заключается он в том, что в кои-то веки винтеррейкцам удалось вывести Великого Дознавателя из душевного равновесия. Причиной послужила большая партия листовок с карикатурами, недвусмысленно намекавшими на причастность Бриана эл’Мориа к смерти предыдущего Императора и его постыдной интимной связи с вдовствующей императрицей. Полученный экземпляр листовки настолько взбесил лорда-протектора, что он написал кэйзару Вильгельму Второму открытое письмо следующего содержания:
«Вы, сударь, либо сами отпетый мерзавец, либо совершенно не имеете власти над теми шакалами, что сочиняют подобную гнусность! За себя не в обиде, к оскорблениям и клевете привык, но хватило же подлости насмехаться над горем несчастной женщины! Настоятельно рекомендую вам публично принести нижайшие извинения ее величеству за данное оскорбление чести и достоинства, иначе, клянусь именем своим и своего рода, когда вы капитулируете, я все равно сожгу Кэйзарборг дотла вместе со всеми жителями, сколько их там ни найдется, а вас заставлю смотреть!
Бриан эл’Мориа».
Из Винтеррейка на это послание долго не могли ответить, а когда ответ все же последовал, он носил крайне неуклюжую попытку высмеять чрезмерно оптимистичные прогнозы лорда-протектора на исход войны. Извинения принесены не были, но выпуск листовок прекратился, а готовые партии сожгли.
Однако же наиболее пугающие деяния, приписываемые Имперре и ее руководителю, происходили во второй половине войны, когда Меския наступала. Практически через два года после начала конфликта крупные силы имперцев пересекли границу Винтеррейка и начали медленное продвижение к Кэйзарборгу с востока. Ударные операции сопровождались жестокими карательными акциями Имперры, кроваво наказывавшей местное население даже за намек на попытку сопротивления. В то же время южнее, в столице Лари, вспыхнуло восстание местного населения против оккупантов. За одну ночь в Охсанбанде вырезали всех винтеррейкцев мужского пола старше четырнадцати лет, а тела стащили на главную площадь и сожгли. С неистовой злобой ларийцы включились в войну на стороне Мескии и начали наступать с юга. Поставки ларийского угля и руд на фабрики Винтеррейка прекратились. Главным инициатором восстания, снабжавшим горцев оружием и информацией, являлся Бриан эл’Мориа.
Отдельного упоминания достойны операции по взятию двух неприступных крепостей Винтеррейка – Бергентора и Коленкруба.
Первая крепость перекрывала горный перевал, препятствуя продвижению ларийцев на север. Во времена завоевания Ларии это была их крепость, и даже превосходящим силам Винтеррейка не удалось взять ее, пока командир гарнизона генерал-аншеф Ром не открыл ворота по прямому приказу герцогини Анны Ларийской. Бергентор хранил статус неприступной преграды.